2018-2-2 20:27 |
Марш памяти в городе Молетай. 29.08.2016 | Фото: Э.ГершзонНа этой неделе, в преддверии Международного дня памяти жертв Холокоста, который по решению ООН отмечается 27 января, в Москве и Санкт-Петербурге проходили просмотры нового документального фильма израильских кинематографистов "Последнее воскресенье августа". Участие в мероприятиях примет и съемочная группа. Наш корреспондент побывал на премьере фильма в тель-авивской Синематеке и встретился с его автором и продюсером Григорием (Цви) КрицеромЯков ЗУБАРЕВПо узкой проселочной дороге, прячась от посторонних взглядов, мчится на велосипеде подальше от родных мест, на восток, 22-летний юноша. Он бежит от немцев, за неделю оккупировавших его Литву, но даже не предполагает, что бежать на самом деле приходится от своих же односельчан, литовцев. От тех, которые через пару недель уничтожат всю его семью вместе со всеми двумя тысячами евреев Молетая. Как не предполагает и того, что из всей семьи в живых останется только он. А пока он изо всех сил жмет на педали, чтобы успеть, успеть, успетьЭтих кадров нет в фильме "Последнее воскресенье августа". Фильм документальный, и потому запечатлеть спасающегося от нацистов юношу не было никакой возможности. Но именно так произошло в жизни, и своевременное бегство стало своего рода косвенным "виновником" появления на свет данной ленты. Ленты, автором которой стал сын того самого спасшегося паренька репатриант из Литвы Григорий (Цви) Крицер.Трагедия Молетая до недавнего времени была известна немногим. То, что в Литве погибли 200 тысяч евреев практически вся литовская община, знают многие. Известен и тот факт, что активную помощь немцам в уничтожении еврейского населения оказывали местные жители. Но как это происходило на самом деле, как в одночасье стирались с лица земли целые городские и сельские общины, кто был инициатором и исполнителем карательный акций, как вели себя при этом простые литовцы, многие детали все еще скрыты под слоем равнодушия, нежелания ворошить прошлое, стремления забыть бесстыдные страницы своей истории. Именно эту "забывчивость" и пытается преодолеть фильм "Последнее воскресенье августа". Я случайно, занимаясь в тренажерном зале, увидел на телеэкране фильм "Последний еврей", который сделали Цви Гершзон и его сын Эли о своей семье, о дедушке, единственном оставшемся в живых еврее из местечка Болшовцы в Галиции, делится со мной Григорий Крицер. Дедушке сейчас 96 лет, но у него хорошая память, и фильм во многом построен на его воспоминаниях и переживаниях.Я успел посмотреть почти всю ленту, а когда сошел с тренажера, подумал, что тоже должен сделать подобный фильм. Вся семья моего отца погибла 29 августа 1941 года в литовском городке Молетай, в живых остался только отец, успевший бежать из города до начала акций уничтожения. Погибли мои бабушка и дедушка со стороны отца, два его старших брата. Пока мы были детьми, юношами, молодыми людьми, мы не задумывались о прошлом своих родителей. Они словно бы держали шкатулку воспоминаний в своих руках, а мы пробегали мимо и думали, что родители вечны, еще успеем все узнать. А после того фильма я вдруг с ужасом подумал, что вокруг меня никого из того прошлого не остается папа умер, мама смертельно больна, а они, хоть и познакомились после войны, оба родом из Молетая. Из Молетая, где в один день были расстреляны две тысячи евреев 80 процентов населения города. И во мне родилось такое неугасимое чувство, что я должен это сделать. Должен рассказать о том, что произошло в Молетае, подхватить шкатулку памяти и открыть ее людям.Семья моего отца, а точнее, дед держал в Молетае пекарню. Среди прочего, там пекли баранки. Эти баранки были известны всей округе, они были самые вкусные и ароматные. Их пекли по особому семейному рецепту, и аромат ванили растекался, как мне рассказывал папа, по всей улице. Когда пришла советская власть, пекарню национализировали, превратили в артель, но деда оставили при деле. А после того как немцы вошли в Литву, мой отец, тогда еще совсем молодой, сказал родителям: надо бежать! Но родители категорически отказались. Дед помнил немцев еще по Первой мировой войне и заявил, что они люди интеллигентные, с мирным населением воевать не будут. А старший брат отца заявил, что никак не может бежать, поскольку у него на руках государственные деньги он вел в артели бухгалтерию.Отец почему-то не стал слушать старших, сел на велосипед и прямо как был поехал к российской границе. Уже тогда литовцы хватали евреев по дорогам, а те, кто успевал добраться до границы, говорили, в основном, на идиш, и их, принимая за немецких шпионов, отправляли в Сибирь. Но отцу повезло он знал русский язык. Он попал в Горький, а оттуда в 1942 году был мобилизован в 16-ю Литовскую дивизию. Она, кстати, на треть состояла из евреев, тогда даже шутили мол, почему дивизия названа 16-й Литовской? Потому что в ней 16 литовцев. Эфраим Севела, писавший об этой дивизии, вспоминал, что поначалу в ней команды отдавались на идише.Отец провоевал до самого окончания войны и даже еще добивал последние очаги сопротивления фашистов в Курляндии. А потом отправился в родной Молетай, чтобы увидеться с родными. Он ведь ничего не знал об их судьбе. Приехал и увидел только общую могилу.Он мне потом рассказывал, как пошел к соседям, чтобы узнать какие-нибудь подробности. И увидел у них мебель из своего дома. Если бы его не остановили сопровождавшие бойцы а одному тогда было опасно разъезжать по Литве, и вместе с отцом в город приехали трое солдат и друг-офицер НКВД, он бы убил хозяев на месте. Но мебель в гневе всю переломал.Я рассказал об идее снять фильм Эли и Цви Гершзонам, и они согласились проделать со мной этот нелегкий путь. Сначала я приступил к поискам через "Фейсбук", искал людей, так или иначе связанных с Молетаем, в основном, тех, у кого там до войны жили родные или кто сумел спастись от смерти, покинув город до августовской трагедии. Я не ожидал, но откликнулись очень многие: сейчас на моей страничке "Фейсбука" около 700 таких посетителей. Судьба разбросала их по самым разным странам США, Новая Зеландия, Германия, Аргентина, Уругвай, Южно-Африканская Республика Это, в основном, потомки тех евреев, кто покинули Литву в 1930-е годы. Они почти ничего не знали об оставшихся родственниках и их судьбе и горячо откликнулись на мой призыв рассказать все, что сохранилось в их памяти о евреях Молетая. А что вам самим было известно? Я всегда знал об этой истории. Еще ребенком родители возили меня из Вильнюса в Молетай к тому страшному месту вместе с горсткой других молетских евреев, чудом оставшихся в живых. У нас, как у любой еврейской семьи в Литве, практически никто не избежал страшной участи. Семья моей матери спаслась, но семья ее брата вся семья погибла. Кто-то был в Сибири, кто-то в концлагерях. В нашей семье были и Освенцим, и каунасское гетто, и вильнюсское гетто, и партизаны. Позже, изучая архивы музея "Яд ва-Шем", я подсчитал, что моя семья потеряла по всей Литве около 200 человек. Кстати, там же, в архиве, я обнаружил карточку, заполненную на моего отца как на погибшего. Это сделала, оказывается, его тетя, спасшаяся от нацистов и репатриировавшаяся в Израиль. Она жила в Гиватайме, совсем недалеко от нас, но папа ничего не знал об этом. Они так и не встретились, не успели Но мы не уникальны в этом смысле, такова история всего литовского еврейства.Мои родители и мы со старшим братом репатриировались в 1973 году, но как только представилась возможность в 1990-х, я стал почти каждое последнее воскресенье августа ездить в Литву, в Молетай, на место гибели родных. А когда мы с Цви и Эли Гершзонами решили снимать фильм, то с первой же совместной поездки начали собирать архивные документы и другие документальные свидетельства. Например, в краеведческом музее Молетая я узнал, что на месте расстрела стоял обелиск с надписью о том, что там были убиты 2000 советских граждан. Позже, при независимой Литве, "советских граждан" заменили на "евреев", но почему-то изменили количество погибших их стало только 700 человек. Видимо, посчитали, что эта цифра выглядит не так страшно, как две тысячи.Я узнал, что перед расстрелом эти две тысячи женщин, мужчин, стариков и детей три дня продержали запертыми в двух синагогах без питья, без еды, без туалета, а потом, обессиленных и униженных, повели отдельными партиями в 300-400 человек к вырытой в открытом поле яме. Последнюю партию инвалидов и стариков, которые не могли идти сами, везли на телегах. "Работа" началась в полдень и закончилась в 7 часов вечера. И у меня возникла мысль совершить марш по этому пути от синагоги, стоящей в центре города, до окраины. Как раз на следующий год после того, как мы начали снимать, наступала памятная дата 75-летие со дня трагедии в Молетае, и мы решили собрать на этот марш как можно больше людей.И, знаете, я ощущал, что все, что мы задумываем, получается. Даже то, в чьей осуществимости сомневались. Когда мы задумали этот печальный марш, я решил, что хорошо, если в нем примут участие хотя бы 30-40 человек вместе с теми, кто сможет приехать из-за границы. Но тут к нам пришла поддержка с неожиданной стороны: директор краеведческого музея Молетая Виктория Казлене очень тепло отнеслась к нашим поискам и всячески помогала гам. Она рассказала о нас известному литовскому драматургу и режиссеру Марюсу Ивашкявичюсу (его спектакль "Русский роман" шел полтора года назад в нашем "Гешере" прим. автора), который оказался родом из Молетая. Мы встретились, я рассказал ему о нашем фильме, о том, что произошло с евреями города в августе 1941-го, Марюс почти ничего не знал об этом, и весной 2016 года он выступил со статьей, которую назвал "Евреи. Проклятие Литвы". Она потрясла всю страну. Ивашкявичус призвал "всех, кто может и хочет", прийти на марш памяти в Молетае, пройти 29 августа, в 75-ю годовщину трагедии, смертный путь двух тысяч евреев вместе с их потомками.Почти одновременно со статьей Ивашкявичуса вышла в свет книга Руты Ванагайте "Наши", в которой она честно рассказала о том, что литовцы убивали евреев. Рута даже призналась, что ее дед если не убивал сам, то составлял списки евреев. И обратила внимание на то, что во многих сельских домах можно встретить красивую старую мебель, каковой крестьяне просто не могли иметь. Значит, они позаимствовали ее у зажиточных евреев. Каким образом?..До выхода этой книги в Литве было принято считать, что литовцы либо жертвы, либо герои. Жертвы советской оккупации и герои сопротивления. Но именно эти два человека драматург и публицист, назвав вещи своими именами, в значительной мере помогли состояться маршу, на который прибыли несколько тысяч человек со всей Литвы. В вашем фильме звучат голоса живых свидетелей той августовской трагедии, рассказывающие о том, как литовские молодчики врывались в дома своих соседей-евреев, хватали их и тащили в синагогу, как вели их на расстрел, как расстреливали Эти люди охотно шли на контакт с вами? Не отказывались? Часть видеозаписей мы взяли из архива Музея Холокоста в Вашингтоне, часть засняли сами. Не все в Молетае были готовы рассказать о том страшном дне. Люди эти в 1941-м были детьми, а сейчас, как вы понимаете, очень пожилые, им нельзя волноваться поднимается давление, ухудшается дыхание. Но некоторые со слезами на глазах вспоминали те события. Одна старая учительница сначала отказалась говорить сказала, что ей тяжело вспоминать, расплакалась, но через день сама позвала нас. Ей было лет девять-десять, когда началась война, и она помнит, как люди шли по улице из синагоги, некоторые женщины везли перед собой детские коляски, несли младенцев на руках, поддерживали за руки стариков. А потом она слышала выстрелы на краю города Как приняли ваш фильм зрители? Мы работали над ним почти два года, несколько раз за время съемок летали в Литву, находили новых свидетелей и людей историков, ученых, писателей, желающих высказать свое мнение о происшедшем в Молетае. Первый показ состоялся в кинотеатре Вильнюса, на него пришли представители еврейской общины Литвы, приехал мэр и некоторые жители Молетая. По просьбе общин Клайпеды и Шауляя мы показали свой фильм и в этих городах. Некоторые зрители при обсуждении сомневались в правдивости свидетельств, мол, некоторые рассказчики выглядят слишком молодо, чтобы помнить те события. Но мы объясняли, что съемки, предоставленные вашингтонским Музеем Холокоста, велись в начале 1990-х годов, когда эти люди были не старше 70-75 лет. А нашим нынешним свидетелям и это видно на экране уже под девяносто.Раздавались голоса в защиту "партизан", которые упоминаются в архивных документах КГБ: мол, литовские партизаны это герои, которые защищали независимость Литвы, а не убийцы евреев. Однако мы не можем менять текст официальных документов, а мое понимание отличается от изложенного в них: не все "лесные братья", участвовавшие в партизанском движении, были убийцами евреев, но все убийцы евреев ушли "в партизаны".Звучали и восторженные отзывы. Например, педагог и драматург Майя Тараховская из Клайпеды написала нам: "Дорогие мои, я только что не пришла приползла с просмотра вашего фильма. На просмотре были его создатели, и я хотела что-то сказать им, но не смогла. 84 минуты длился фильм, и все 84 минуты я плакала. Слева от меня сидела Ира Алексеенко и тоже плакала. Справа от меня сидела женщина-литовка и рыдала. Недалеко от меня сидели мои папа, муж, сын и тоже вытирали слезы. Но не думайте, что создатели фильма ставили перед собой цель заставить людей плакать. Нет, друзья мои, цель этого фильма сказать всем: остановитесь в своей ненависти к другим. Осознайте, примите и покайтесь, и давайте сделаем все, чтобы не повторилась трагедия еврейского народа, ибо история еврейского народа это и ваша история".А прозаик и поэт Георгий Ефремов, который в 1970-е годы переехал из Москвы в Литву и стал переводчиком литовской литературы на русский язык, написал в начале своего отклика: "Со времен фильма Ромма "Обыкновенный фашизм" я не видел ничего подобного". Для меня не может быть высшей похвалы. Я тоже порой не мог сдержать слезы при просмотре фильма. Но все-таки самое большое впечатление произвели на меня последние кадры, запечатлевшие марш. На меня он тоже произвел глубокое впечатление. Мы шли в первом ряду моя семья, посол Израиля в Литве, первый президент страны Витаутас Ландсбергис, литовские политики, родственники евреев, погибших в Молетае. И когда мы поднялись на пригорок, жена вдруг говорит мне: "Обернись назад". Я обернулся передо мной было море людей. Дорога от синагоги до места расстрела составляла около двух километров и вся она была заполнена участниками марша. Обычно событие рождает идею. Вот состоялся такой необычный марш, и вы, оттолкнувшись от него, решили снимать фильм. А тут произошло наоборот: фильм породил событие. Пока шли съемки, он создал действие, которое привлекло тысячи людей. Да, они пришли, приехали из многих мест Литвы евреи, литовцы, русские и почтили память тех, кто жил когда-то в Молетае, кто работал, учился, дружил с соседями, одноклассниками. И безвинно исчез. Теперь на месте их расстрела стоит новый памятник, который говорит правду о 29 августа 1941 года. Вот то главное, ради чего вы и делали свой фильм. Сказать правду. И что теперь? Ждете от литовцев покаяния? Я не думаю, что здесь уместно покаяние. Ведь нынешнее поколение литовцев не виновато в том, о чем мы говорим. Но и замалчивание несправедливо. Как несправедливо ставить памятники так называемым борцам за свободу, которые убивали евреев, и называть улицы их именами. Важно не покаяние, а признание этого факта, важно назвать вещи своими именами и дать им правильную оценку. Я думаю, что это важнее для Литвы, чем для евреев. Евреи и без того знают свою историю. А нынешнее молодое поколение Литвы более демократичное, свободное, не зашоренное. Значительное количество литовской молодежи живет сейчас на Западе, у нее уже другие взгляды, она способна воспринять правду, признать историю своей страны такой, какая она есть. В Литве всегда были и есть достойные люди, люди, которые возмущены поведением националистов в годы войны. Были и те, которые спасали евреев. Я познакомился со скульптором Донатасом Иванаускасом, дед которого спас евреев. Поэтому я бы не хотел все подводить под общую планку. Тем более что в последние десятилетия Литва с уважением относится к теме Катастрофы утвержден день памяти Холокоста, отмечаются места захоронений евреев, восстанавливаются старые синагоги, в Вильнюсе показывают район, где было гетто. Холокост есть, нет только ничего о том, кто его осуществлял.К сожалению, правительство и тамошняя пресса муссируют теорию "двойного геноцида" со стороны коммунистического режима и со стороны немецкой оккупации, но подобная теория несравнима с Катастрофой, произошедшей, в том числе, и на их земле, при поддержке местного населения. Ведь литовцы убивали не просто евреев, а таких же граждан Литвы, как они сами. Для меня сегодняшняя Литва как подросток, который еще не достиг совершеннолетия и не может смотреть на вещи трезво, признавая ошибки прошлого. Надеюсь, что она последует в этом отношении примеру Германии и Франции. Дело, как вы понимаете, не только в Молетае, это трагедия всего литовского еврейства, потому что в 270 литовских городках произошло то же самое. А Марюс Ивашкявичюс рассказывал мне, как до недавнего времени Холокост был представлен в школьных учебниках: "Лето 1941 года было очень грустным для еврейских детей. В сентябре они не пришли в школу". И все.Небольшая ремарка моего собеседника в конце беседы: Об этом марше написала вся мировая пресса: "Ассошайтед пресс", "Дейли мирор", "Вашингтон пост", "Нью-Йорк таймс", "Франкфуртер альгемайне" А где не написали ни слова? В Израиле! Сегодня мы показываем наш фильм на общественных просмотрах в разных странах. На этой неделе он будет демонстрироваться в Москве и в Санкт-Петербурге. Заявили мы его и на различные кинофестивали. Все отмечают высокий профессионализм картины, замечательную работу режиссера Эли Гершзона, автора сценария и оператора Цви Гершзона. Но дело, как вы понимаете, не в премиях. Во время работы над фильмом я все время ощущал в себе какую-то энергию, которая толкала меня, не давала остановиться на полпути. Мне кажется, эта энергия нисходила сверху будто те, чьи тела покоились в общей могиле, а души отошли в небеса, вдохновляли меня и хотели, чтобы я выполнил взятую на себя миссию. Рассказал правду о том, что произошло с ними на их родной земле. Этот путь стал частью моей жизни самой важной, наверное, частью.Из статьи Марюса Ивашкявичюса "Евреи. Проклятие Литвы":"Я пытаюсь представить себе, каким был город наутро после расстрела. Через неделю. Спустя год. Беспросветная пустота. Немота. Из почти трех тысяч жителей осталось семьсот. Магазины, конторы, "бубличные", футбольный клуб, самодеятельный драмтеатр все обрушилось вэту яму. Старожилы рассказывают, что исполнителей казни ирасхитителей еврейского скарба преследовало проклятие: страшные болезни, утраты близких, их дети тонули, гибли вавариях. На одном кладбище вНью-Йорке стоит памятник жертвам той бойни. Он был установлен сразу после войны усилиями евреев, эмигрировавших изМолетай вмежвоенную пору. На нем выбито: "И даотмстит Господь заих кровь".Догадываюсь, что насвете много таких обелисков спроклятиями каждому литовскому городу иместечку. То поколение евреев нас непростило иуже, видимо, непростит, я это ощутил вАмерике, где встречал литваков иговорил им, откуда приехал. Мгновенно изменялся непросто взгляд наменя, менялся сам взгляд. Эти старые глаза смотрели наменя какна потомка убийцы их близких. И я их вполне понимаю: пока мы поименно неназвали палачей, неосудили их (а некоторым даже собираемся ставить памятники), дотех пор вих глазах головорезами будем все мы. И это уже неколлективная вина, откоторой мы стаким пылом открещиваемся, аколлективное проклятие имы сами его насебя навлекли". источник »